Читать книгу - "Детский нейрохирург. Без права на ошибку: о том, кто спасает жизни маленьких пациентов - Джей Джаямохан"

За следующие пять лет я прооперировал этого мальчика еще семнадцать раз. В итоге мне пришлось поставить шунт для выведения содержащейся в кисте жидкости, а затем вскрыть вторую появившуюся кисту. Все это время я охотно был готов продолжать лечение. Каждая операция дарила этому ребенку и его маме немного времени совместной жизни и любви без каких-либо проблем. В итоге, к несчастью, чудеса начали подходить к концу. Процедуры приходилось проводить все чаще и чаще. После девятнадцатой операции – через полтора месяца после предыдущей – я поговорил с мамой.

– Не уверен, что лечение продолжает приносить пользу, – прямо сказал я. Она это знала.

– Я переживала, что вы так скажете. Вы больше не будете нам помогать?

– Разумеется, буду. Вы оба мои пациенты. Тем не менее раньше между операциями проходило пять или шесть месяцев. Теперь же оперировать приходится каждые пять-шесть недель. Вам следует задуматься, хотите ли вы провести свои последние дни здесь, в окружении медицинских аппаратов, врачей, нашего ужасного декора?

Я не стал упоминать, что ребенок будет подключен к одному из этих самых аппаратов. Будь у меня выбор, я бы не хотел, чтобы мои близкие встретили свою смерть так.

В конечном счете мама приняла решение. Когда все было готово для их отправки домой после последней операции, я попрощался со своим маленьким пациентом, полагая, что больше не встречусь с ним. Так и было. Почти.

Семь недель спустя мне позвонила мама. Ее сын мирно умер в своей кроватке в местном хосписе, в окружении любимых игрушек и плакатов с супергероями. Было невероятно грустно об этом услышать.

– Для нас будет честью, если вы придете на похороны.

Похороны. Мальчика, которого я не смог спасти. Как я мог пойти на них после того, как подвел всю семью?

Мне сложно представить более тяжелое зрелище на свете, чем детский гроб. Это противоестественно, это противоречит самой природе, жизни и надежде. Быть чужаком на закрытом мероприятии в лучшем случае неловко. На похоронах чувствуешь себя самым большим пятым колесом на свете. Единственными, кого я знал, были ближайшие родственники, пришедшие похоронить члена своей семьи.

На самом деле я мечтал оказаться в одиночестве. По правде говоря, мне было не по себе. Я являлся единственным человеком на похоронах, у кого была хоть какая-то возможность предотвратить смерть этого мальчика. И я не смог этого сделать. К моему удивлению, все воспринимали происходящее иначе. Мама, должно быть, сказала, кто я, так как ко мне подошел какой-то мужчина, пожал мне руку и сказал:

– Спасибо вам. Спасибо за все, что вы сделали.

Он был не единственным. Один за другим мужчины и женщины, молодые и старые, подходили ко мне, чтобы выразить благодарность за время, проведенное с их маленьким внуком, племянником, кузеном или другом:

– Если бы не вы, мы так бы его и не узнали.

«Но он умер, – думал я. – Я не смог его спасти!» И тем не менее все остальные думали по-другому. Для них это была не потерянная жизнь, а пять спасенных лет. Там, где я видел профессиональную неудачу, они видели успех, отчего по дороге домой я улыбался. Когда переставал плакать.

И я дал себе обещание. Больше никогда не приходить на похороны пациентов. Это слишком тяжело. Столь высокая цена мне не по карману.

20

Клиент всегда прав

Я в своем кабинете, передо мной муж, жена и их дочь одиннадцати лет. От двоих из них – взрослой пары – исходит столько тепла, что даже снеговик бы замерз. Руки сложены, губы сжаты, на меня не смотрят. Можно было бы подумать, что я убил их кота.

Откровенно говоря, я привык к немного большему уважению. Некоторые люди действительно перебарщивают с почтительностью. Мне этого не нужно. Для меня достаточно, чтобы родители были готовы ко мне прислушаться. В конце концов, это же у них болен ребенок.

Конечно, мне уже попадались такие семьи и раньше. Может, не настолько черствые, однако в моем кабинете побывало немало людей, которые либо ждали от меня невозможного, либо просто хотели, чтобы все происходило немедленно по их приказу. Тот факт, что мне предстояло принять еще десять пациентов, среди которых были те, кто срочно нуждался в лечении, мало что для них значил: «Почему вы не можете сделать снимок прямо сейчас? Почему вы не можете прооперировать прямо сейчас? Мы принесли его пижаму. Зачем тянуть? Вы ставите жизнь нашего ребенка под угрозу».

С такими непросто иметь дело. Большинству я говорю: «Я знаю, что вы переживаете. Я знаю, что вы обеспокоены, но у меня десятки других пациентов. Ваш ребенок в безопасности – ничего внезапного с ним не случится, и от ожидания ему не станет хуже. К сожалению, есть пациенты, которые не могут ждать, а также те, кто в положении, сходном с вашим, но которые уже какое-то время ждут. Взгляните на ситуацию с другой стороны – лучше уж не быть пациентом, который не может ждать, так как слишком болен… Лучше уж быть тем, кто может подождать». Обычно на этом все заканчивается.

Некоторые, впрочем, не хотят подобного слышать. Они кричат, ругаются, угрожают. Начинаешь гадать, как они ведут себя в повседневной жизни. Бросаются на всех или же только на врачей?

Когда суммарное количество всех твоих пациентов исчисляется тысячами, начинаешь немного разбираться в людях, так что я знал, как выглядят встревоженные родители. Злобными криками ничего не добьешься.

Дело в том, что томография – это не «Поляроид». Очередь на ее проведение может достигать примерно от одного до двух с половиной месяцев, а если для ее проведения требуется анестезия, то еще дольше. Некоторые люди попросту не могут с этим смириться. Я понимаю, что они любят своего ребенка, но это не делает их специалистами в медицине и больничных процедурах и уж тем более – важнее родителей в соседнем кабинете.

В конкретном случае я сижу напротив этой пары в ожидании, когда кто-то из них двоих нарушит недовольное молчание чем-то более осмысленным, чем отрывистое «да» или «нет». Изначально семьей занимался один мой очень хороший коллега в другом отделении, но родителям захотелось, чтобы их случай рассмотрел кто-то еще.

– Может, вы скажете мне, почему решили уйти из своей прежней больницы и прийти сюда? – спрашиваю я. – Ваш предыдущий врач, пожалуй, один из ведущих специалистов в области нейрохирургии.

– Он шарлатан, – резко отвечает мать. – Самозванец. Мошенник. Обманщик.